Ответная реакция на дискуссию вокруг статьи «Без интимности»

Идея данной статьи вызрела в недрах дискуссии, которая развернулась в комментах к этой статье. http://www.jamsession.ru/?page=news&type=12&id=448
Тов. Поганка возмутилась по поводу статьи, посвященной празднованью в «Саду Эрмитаж» Дня Рождения Арбениной, что журналист испугался высказывать свое мнение... И я понимаю это возмущение. Именно по отношению к «Ночным Снайперам», и конкретно к Диане Арбениной... Потому что все, кто слушают НС довольно давно, замечают какие-то тектонические сдвиги, но предпочитают на них закрывать глаза!

У каждого слушающего музыку человека существует какой-то свой набор групп (исполнителей), чьи песни для него как понимающие друзья. Ты видишь в них частичку себя. И отношение к авторам этих песен, согласитесь, особенное. Ты воспринимаешь и переживаешь за них, как за своих братьев-сестер, друзей. Можно говорить о том, что это свойство возраста или наивного восприятия. Хотя, по-моему, именно в таком наивном восприятии и есть смысл искусства, и высшее читательское или зрительское признание.
Но почему-то так получается, что некоторые начинают заливать любимых авторов в бронзу. Каждое слово полировать и делать из человека памятник и самое главное внушать всеми способами это своему кумиру.
То, что будет написано ниже – можете считать открытым письмом... т.е. нет. Открытым  криком!

Вообще в журналистике не принято  впрямую высказывать свои симпатии. Считается, что нужно встать на котурны объективности и оттуда вещать истину. Можете забрать себе сомнительные амбиции журналиста. Мне это не нужно. Дальше будет полное отсутствие журналистики и произвол собственного мнения, которое, поверьте, высказывается потому что невозможно дальше молчать.

Мне не безразличны песни НС. С ними для меня лично связано много чего, и хорошего, и не очень. Они вплелись в мою жизнь и в мое сознание и подсознание. Когда я услышала впервые Снайперов. Какой год – я уже не помню, но это был альбом «Детский Лепет». Мне он резко не понравился. Потому что я услышала гнусавый голос, которым поет просто вся наша подворотня, да еще и вся шпана деревни, где дача в придачу. Но поскольку я верила вкусу человека, который вручил мне эту кассету – я стала вслушиваться. И тут открылась дверца. В мир, который, может быть, на тот момент не был созвучен мне, но он был особенный. Немного неказистый и очень хрупкий. Его захотелось понять, посмотреть на него. Пустить этот мир в свой. В нем был какой-то надрыв и была особенная прозрачность и искренность! Как будто человека закрыли в какой-то бочке, и он в отчаянье стучался, скребся  и просился наружу. Я знаю, что читатель уже предчувствует мой следующий ход. Нападение. Опустите копья – я без ружья, и нападать с кулаками ни на кого не собираюсь. Или судить – упаси бог... Я пытаюсь разобраться, и скорей всего в собственных ощущениях.

Я вовсе не собираюсь говорить о том, что все поменялось. Вообще человеку свойственно меняться и не меняться одновременно.
Только вдруг в какой-то момент Арбенина вылезла из «бочки» и в этот момент вся живая искренность засохла в фишку и надрывность... Такое впечатление, что она испугалась измениться и решила засохнуть в этом своем первоначальном полете, который притянул к ней славу и благополучие...
Не надо мне помидором в глаз кидать, лучше его скушайте (витаминчики не повредят), а я договорю... Ведь не бывает так, что человек был искренним – и бах изменился. Не бывает. Арбенина вылезла из «бочки», да внутреннее, свое я, засунула в прочный ларец... Может так легче? Не так колется этот мир... Да засунула свое сердце в ларец и закинула его на дуб с цепью золотой. А фанаты. Фанаты. Обступили плотной толпой, и Диане может быть и хотелось к дереву подойти, да сквозь фанатов разве прорвешься. Давай песни, пой. Танцуй. Мы готовы тебя разобрать на маленькие кусочки по частям. И нам наплевать на то, что происходит на самом деле с тобой. Пой! Если ты подохнешь,  через пять минут себе найдем нового. И тоже затаскаем его на руках до смерти.

Хочется дернуть за рукав, сказать стой Диана, передохни. Постой, куда ты бежишь от себя. Посмотри, вглядись, видишь вот человека и воон того, и вот еще посмотри. Они все тебя любят. Нет, ты не поняла, они все ТЕБЯ любят. Они тебе вряд ли это когда-нибудь скажут, но они любят тебя, не твою фишку. И если ты изменилась – они это поймут и примут.  Они тебе говорят иногда обидные вещи, и если бы могли, остановили бы тебя за руку. Дернули за рукав. Но нет Диана не слышит – потому что в уши ей фанаты заливают цемент почитанья. Отливают себе из олова ее бюстики и как молитвенник выучивают каждый вздох. Святость – участь мертвых. Вы хотите, чтобы она умерла? Да елки-палки, я серьезно спрашиваю!

Все люди существа стадные – и друг без друга не могущие жить. Каждый опирается на плечи ближнего своего, чтобы стоять на ногах твердо. Чтобы идти дальше, мы смотримся друг в друга и в близких людях находим наше отражение. И чем меньше мы уверены в себе, тем чаще заглядываем в других с вопросом «ну как?». И хуже нет, когда находишь в, вроде бы, близких глазах «не простое признание того, что ты делаешь – это хорошо, а обожествление». Святость – участь мертвых. Вы хотите, чтобы она умерла? Так зачем же вы убеждаете Диану – что она Бог?!

Я не знаю Арбенину лично. Я не знаю, с кем она общается, и кто ее друзья и есть ли они у нее вообще. Я не знаю, что ее мучает и о чем она думает и как к себе относится. Я думаю, что она не уверенный в себе человек (кто сказал что это плохо?). Мне всегда казалось, что она искренне себя ненавидела за то, что она не такая, что и нос у нее не такой и руки не туда и думала, что она о себе не то, что она урод совсем, но как о никчемном человеке, все как-то криво и не правильно все не как у людей, и все время что-то не дает покоя... А тут разом ее полюбила вся страна. И она стала смотреться в зеркало и думать. А собственно за что? Стала присматриваться, и смотреть в чужие глаза, ища свое отражение – и посмотрела на себя чужими глазами. И так стало легче. Она теперь все время смотрит на себя вашими глазами. И каждый шаг теперь ей люб. Она откровенно любуется через ваши же глаза собой. А где-то там, в ларце – сидит чертик и бьет себя в грудь... нееет не так... он бьет себя в грудь будто ножом. Он бьется в истерике. Он бьется о стенки сундучка. СО всей силой, бьется. Но стенки у этого сундука очень толстые. Бьется до крови и боли. Его либо утопят, либо выпустят. Но так не может быть долго...

 Автор: Дарья Харченко

 http://jamsession.ru/index.php?page=news&id=457